Оскар Бренифье: что делать с детскими вопросами
Детские вопросы
Мы не претендуем на проведение исследования этого вопроса, а предлагаем лишь несколько кратких замечаний, которые оказывают влияние на философствование. Интуитивно или сознательно, но затрудняясь общаться с ровесниками, мы идем к детям. Во-первых, потому что они не бросают вызов нашей взрослой идентичности, мы чувствуем себя большими и сильными в их присутствии. Во-вторых, авторитет и власть над детьми обычно мгновенно приписываются взрослому. В-третьих – считается, что у взрослого больше знаний, чем у ребенка. В-четвертых, взрослый, общаясь с детьми, может заново прожить детство, и поэтому он счастлив в их компании.Все это, конечно, четко не осознается. Фридрих Шиллер считал, что в отношениях между взрослыми и детьми всегда присутствует двусмысленность. Когда взрослый видит, как спотыкается малыш, он обычно ощущает себя более компетентным, сильным и могущественным, и в тоже время чувствует легкий прилив зависти к этому человечку, перед которым открыты все возможности и лежит целая жизнь. Зачастую это провоцирует сожаления о безвозвратном прошлом. Хотя ни один добропорядочный гражданин никогда не признается в зависти к беззащитному и наивному ребенку.
Дети – прирожденные философы в том смысле, что вопросы легко и непринужденно проникают в их разум. В возрасте, когда они постигают себя и мир, основные двигатели мыслящего разума – любопытство и изумление – работают на полную мощность. Но, как и все остальное в человеческой природе, это качество может быть приглушено или разогрето, его можно свести на нет или же развить. На самом деле, уже в 7-8 лет ребенок знакомится с принципом реальности, он душит стремление к метафизическим вопросам, которые до этого времени составляли большую часть его интеллектуальной жизни. Ребенок входит в «научную» фазу развития своего сознания, которая также включает в себя область установленных вопросов и ответов. Правда, подобного рода мыслительная активность сводит вопросы к области физического и возможного, более общепринятого. Здесь происходит некоторая обработка детского разума, вполне предсказуемая и допустимая, поскольку она способствует социализации ребенка, помогает приспособиться к установленному знанию и поведению. Однако этот процесс накладывает рамки, ограничивает умственное поле ребенка. Но, конечно, особенности этой трансформации во многом будут зависеть от культурной и семейной среды, в которой развивается маленький человек.
Слишком заняты
Нам, кажется, удалось установить три главные причины угасания детского вопрошания и любознательности. Мы представим их в порядке возрастания и усложнения, хотя этот процесс не механистичен, часто он представляет собой смесь родительского и взрослого поведения. Итак, первая, самая распространенная причина – непосредственное игнорирование детского любопытства и, соответственно, задаваемых ребенком вопросов. Оно может проявляться косвенно, когда взрослый просто не слушает ребенка, и в более грубой форме – родитель просит ребенка замолчать или уйти. Нам было важно поместить эти два типа реакции в одну категорию, так как «косвенный», мягкий на вид вариант со временем приводит к тем же последствиям, что и его грубый аналог.Сколько родителей, которым и в голову не приходит лишать своих детей права голоса - они могут быть даже возмущены такой возможностью, тем не менее, с чистой совестью занимаются своими делами, будь то работа, походы в магазин или просмотр телевизора, вместо того, чтобы выслушать и поговорить со своим ребенком. Таким образом, родители устанавливают в головах своих отпрысков жесткую иерархию ценностей, которая будет определять настоящее и будущее ребенка, что для него первично и что вторично. Удовлетворение мгновенных потребностей определенно важнее размышлений и красоты созерцания. Когда это так, родителям не стоит задним числом возмущаться, что их чадо предварительно не обдумывает свои действия, а лишь следует своим инстинктам.
Готовые ответы
Другой способ загубить детское вопрошание – отвечать на вопросы, не обращая внимание на сложность, уместность и ответы. Хотя затраченное время и то, как на эти вопросы отвечают, конечно, будет представлять разницу. Наши главные претензии по этому поводу к родителям и учителям: их ответы, во-первых, искажают отношение к процессу спрашивания, а во-вторых – это поощряет ребенка полагаться на внешний авторитет, подавляя автономность и самостоятельность. Мы называем «искажением» тот факт, что вопрос оценивается не сам по себе, не как бесценный подарок нашего разума, а превращается в чистое желание, воспринимается как нехватка чего-то, как некомфортная ситуация.Добропорядочные родители готовы немедленно исправить ее «правильным», наспех скроенным ответом, креативность которого оказывается на порядок ниже вопроса. Идея в том, что вопрос имеет ценность сам по себе, это открытие миру и бытию, он обязательно производит на свет концепт или идею, хотя и не раскрытую, и не может быть менее значимым, чем его зеркальное отражение – ответ. Вопрос подобен негативу в фотографии – промежуточное звено перед получением позитива, черно-белый вариант цветной картинки. Вопрос обладает внутренней эстетической ценностью, его форма провоцирует разум подобно живописи или скульптуре, которые зритель созерцает без спешки, без всякой задней мысли об их пользе, реалистичности, не переживая о решении проблемы, которая предложена его чувствам и рассудку. Такой подход не отвергает импровизированные ответы, но с них должен быть смещен акцент, они не должны быть идолами и претендовать на статус «последнего слова» в акте размышления. Хорошие и глубокие вопросы не могут и не должны иметь ответов. Они могут лишь обозначить проблему, в первую очередь помочь проанализировать ее и определить точно суть вопроса, чтобы потом порождать идеи, которые помогут пролить свет на возможные пути решения.
Вопрошание – это мыслительный эксперимент, который позволяет исследовать границы нашего знания и понимания. Поэтому, очень важно, чтобы родители и учителя признавались детям в том, что вопрос не может быть отвечен, либо потому, что они просто не знают что сказать, или же определенного ответа не существует. Чтобы не бояться, что такого рода признание наделает беспорядок в детской голове, которой нужны опоры для духовной жизни, также как ему необходима пища для тела, будем надеяться на то, что ребенок не бросается к тарелке по первому зову желудка, а учится сдерживать удовлетворение естественных потребностей. Таким образом, он освобождается от власти инстинктов. Желание продуктивно по мере той роли, которую мы позволяем играть ему в нашей жизни, не разрешая ему немедленно избавиться от дисбаланса, который он производит в нас. В конце концов, к этому можно привыкнуть, поскольку изменчивость и неустойчивость – фундаментальные характеристики жизни.