Под видом детских: книжки двойного назначения
Сара Шахинканат, "Кто боится красной шапочки?"
Андрей Усачев, "Правдивая история колобка"
Издательство "Росмэн" снабдило две книжки наклейкой "сказка-пересказка", что подразумевает пересказ навязших в зубах историй на новый лад. "Новый лад" - чтобы в конце никто не погибал. Но в эту гуманную идею оба представленных автора вложили ощутимую долю сарказма. Индийская авторша Сара Шахинканат, похоже, просто издевается над клише политкорректности и мультикультурализма, рассказывая историю о волчонке, которого мама-волчица учит обходить за три версты хорошеньких девочек в 
красных шапочках и домики их бабушек, а прежде чем прилечь под деревом отдохнуть, оставить для охотников объявление, что волки давно стали вегетарианцами, и животик у него круглый от овощного рагу.
Замечательный же русский писатель Андрей Усачев не просто излагает забавными раёшными стихами (это как у Пушкина в "Сказке о Попе и работнике его Балде") "бескровную" версию истории про Колобка, но напоминает ее древнюю языческую суть: в конце Колобок не просто благополучно избегает зубов Лисы (которая лишь обожгла себе язык), но взлетает на небо и становится Луной.
Айяно Имаи. "Кот в сапогах"
"Кот в сапогах" - самая известная и одновременно самая загадочная сказка Шарля Перро. Каждая ее страница при непредвзятом прочтении вызывает недоумение, даже если вынести за скобки говорящего кота. Как такое возможно, чтобы король поверил, будто рядом с его собственным дворцом живет некий аристократ – маркиз Карабас, о котором он ничего не слышал? Почему крестьяне послушались ничем не подтвержденных угроз неизвестного им чужого слуги? И самое главное - как оправдать осуществленный Котом грубый рейдерский захват замка Людоеда, который хоть и носит столь грозное прозвище, ведет себя по отношению к гостю в высшей степени учтиво?
Японка Имаи одним махом решает все вопросы. Главный герой у нее - не продувной слуга взрослого лоботряса, не способного самостоятельно себя обеспечивать, а коммивояжер усердного сапожника. Людоед же отвратителен не тем, что он людоед, а тем, что заказал кучу красивой обувки всех размеров (для всех своих превращений), а потом наотрез отказался платить, ссылаясь на "право сеньора". Так что проведенное Котом "недружественное поглощение" воспринимается как справедливое наказание за нарушение основополагающих принципов свободной торговли. Да, а в реквизированном замке герои открывают обувной бутик. Такая вот сказка - учебник юного капиталиста-прагматика.
Леонардо да Винчи. "Сказки и легенды"
Короткие тексты, извлеченные из рабочих тетрадей Леонардо, конечно, не имеют к детской литературе никакого отношения. Да и к литературе как таковой. Даже сильно отредактированные, они оставляют ощущение чего-то загадочного и недосказанного. Например, басня про три дерева - грушу, которую срубили, чтобы сделать статую, мирт и лавр, с которых обломали ветви на венок для этой статуи, - заканчивается неожиданным и двусмысленным выводом: "Уж таков удел лавра и мирта - жить вечно с обломанными ветвями, дабы славить творение руке человека".
Очевидно, ее персонажи - все эти орлы, единороги, устрицы, аспиды, ибисы и мангусты - выступали не столько олицетворением человеческих пороков и добродетелей, как в баснях Эзопа и Лафонтена, сколько эмблемами и зашифрованными намеками на какие-то тайные алхимические и эзотерические опыты Леонардо. Впрочем, издатели (русская книга является воспроизведением итальянского издания с итальянскими же иллюстрациями) на то и рассчитывали: ведь после "Кода да Винчи" непонятый гений Возрождения окончательно стал персонажем поп-эзотерики.
Станислав Востоков. "Рябиновое солнце"
А вот бывший сотрудник зоопарка, стипендиат фонда Джеральда Даррелла по спасению исчезающих видов Станислав Востоков ни на какое "тайное знание" не претендует. Он просто делится наблюдениями о жизни русской деревеньки, притаившейся где-то на окраине огромного мегаполиса.
Начинается книжечка с того, что деревню обрекают на слом - на этом месте будет возведен новый московский район. Жители уже собирают и упаковывают вещи, но принятое решение неожиданно откладывается, и деревня замирает в пограничном состоянии между бытием и небытием. Отсюда, видимо, и возникает в ней особая атмосфера. Смену времен года здесь отмеряют не календарем, а сосулькой; летом, глядя на огромную старую березу, герой вспоминает, как она зимой звенела на морозе, а местные жители способны, принюхавшись, сказать: "Снегом пахнет!", и даже изречь без особого повода: "Корова дает молоко, курица - яйцо, а голубь - красоту!". Такой вот стихийный русский буддизм - и без всякой внешней эзотерики.