Тигран Сааков: "Дети должны понять наш полет фантазии"
— Когда мы говорим «спектакль для детей от 3-х лет» — кого мы предполагаем в качестве аудитории спектакля? Только малышей?
— Важно, чтобы всем детям старше трех-пяти лет, как и их родителям, тоже было интересно следить за действием на сцене. Это принцип, который не мной придуман. При этом в постановке мы можем использовать разнообразные выразительные средства, вплоть до самых экспериментальных. Но мы не забываем, что дети должны понять наш полет фантазии, или он должен хотя бы захватывать их эмоционально.
— Почему вам интересно работать для такой юной аудитории?
— Я всегда отвечаю честно. Я взялся за эту работу по двум причинам. Первая – сугубо экономическая (не самая важная) – из детских спектаклей лучше всего посещаются представления для самых маленьких. Видимо, потому что родители еще занимаются детьми в этом возрасте, а потом перестают (или занимаются меньше).
Вторая причина: действительно хороших детских спектаклей, которые сделаны для самых маленьких детей, но при этом интересны взрослым — их не очень много. И мы даже пытались найти хорошие спектакли, которые вставали бы на нашу площадку. Не нашли, и решили сделать свой.
Мы выбрали в качестве автора Юнну Мориц потому, что ее стихи не такие уж простые, хоть и детские. И поэтому они интересны еще и взрослым. Но при этом: я проверял на многих детях – дети их слушают с удовольствием, с огромным удовольствием. Уж не знаю, что они в них находят... Наверное, их притягивает ритм, игра слов, смыслов…
— Какие приемы вы использовали, чтобы сделать понятным спектакль для детей, удержать их внимание?
— У нас интеграционный театр. Спектакль «Крыша ехала домой» также считается спектаклем для детей с задержками в развитии, в частности, аутистов. И «понятность» реализуется через те же приемы, благодаря которым он доступен маленьким детям. Спектакль строиться на коротких историях в стихах, каждая из них занимает небольшой временной отрезок. Соответственно, у детей нет необходимости собирать этот сюжет на протяжении 40 минут. Они воспринимают его на уровне этих маленьких кусочков. Вместе с тем, это не концерт, а полноценный спектакль. Потому что есть ход, объединяющий все истории через сценографию: на сцене стоят большие часы, из которых появляются все персонажи. Эти домашние часы дают идею, повод для следующей фантазии, следующей игры, действие идет от них …
— «Крыша ехала домой» подойдет тем детям, которые первый раз пришли с родителями в театр?
— Один раз меня заслуженно упрекнули в том, что этот спектакль слишком стилистически разнообразен. Мы используем и кукол разного типа, и театр теней, и видеопроекцию, и непосредственную работу актеров с залом, и много чего еще. Дело как раз в том, что это первое знакомство детей с театром. Поэтому мы сознательно старались показать разные приемы, показать, что в театре возможно очень много. Конечно, подобная стилистическая неоднородность для нас не была целью, но в итоге именно это позволяет рассказать детям, что такое театр.
— Ваш спектакль начинается со «вступления»: актриса спрашивает ребят в зале, что они знают о театре (кто там есть и какие бывают актеры) и рассказывают, что актеры бывают страшные и добрые, веселые и грустные. Этот текст действительно нужен детям?
— Да, этот вводный текст необходим. Потому что через него мы готовим ребенка к тому, что свет может стать ярче или темнее, что может стать громко. Мы впрямую это говорим маленькому зрителю. Предупреждаем, что может быть страшно, что может быть грустно. Мы считаем, что наша обязанность – ребенка предупредить. Это одно наше «открытие».
Второе – в середине спектакля у нас существует «писательная пауза». Чаще всего именно в это время детей выводят на время из зала, и мы это «узаконили». Прямо говорим, что те, кому нужно выйти – могут сделать это сейчас. И привязали это к замечательному стихотворению Юнны Петровны: «Это творческое дело не поручишь никому» («Все на свете с малых лет сами ходят в туалет»). Мы не делаем полноценного антракта, который здесь не имеет смысла. Мы продолжаем спектакль, при этом все дальнейшие передвижения по залу идут не в ущерб художественным качествам спектакля. И, поскольку детям в этот момент необходимо подвигаться, они уже устали, им сложно сидеть — мы делаем интерактив.
А качество интерактива – вот это самое важное. Потому что зачастую он бывает так себе. Для него нужен хороший материал. А какой материал может быть лучше, чем стихи Юнны Мориц и музыка Сергея Никитина? Дети могут подвигаться с актерами, сплясать, похлопать, спеть. И когда все, кто выходил «по творческому делу», вернутся в зал, мы продолжаем спектакль, не начиная сначала, а продолжая с той точки, на которой мы остановились.
— На некоторых спектаклях кажется, что они ближе к шоу-программе, чем к традиционным представлениям.
— Есть спектакль, а есть игровая программа. Игровые программы мы тоже в театре проводим, но мы предупреждаем, что это не спектакль. В игровой программе важно, чтобы с ребенком поиграли. А интерактив в спектакле – это элемент, который не мешает смотреть спектакль, а помогает. И потом: любое прямое включение зала (детского или взрослого) в спектакль — это в общем-то в 90% случаев – добро. Просто сделать это качественно сложнее, чем поставить спектакль. Как ставить спектакли, нас учили. А «подключение» зрителя — это уже какая-то особая грань профессии, которой нас не учат.
— Все-таки где грань между спектаклем и интерактивной программой? То есть так: грань, перейдя которую, ты уже полностью разрушаешь спектакль как художественное произведение. Когда зритель начинает «идти на сцену».
— Ее не существует. Она там, где ты ее проведешь как режиссер. А где именно ты ее проведешь, зависит от твоего вкуса. Я ее каждый раз трясущимися руками провожу, а через 10 спектаклей она оказывается совсем в другом месте и ее нужно снова проводить.
Мы оцениваем это все через зрителя. Если зритель весело поплясал, а потом успокоился, уселся и продолжил тихо смотреть спектакль, значит, эта грань, вроде бы, правильно проведена. А на ребенке это все совсем просто проверяется. Если ему неинтересно, он не будет сидеть и смотреть.
— Дети, приходя в первый раз в театр, зачастую пугаются действия на сцене.
— И это еще одна причина, по которой нам нужна «вступительная» часть спектакля. Да, с одной стороны мы хотим детей познакомить с качественным театром. Чтобы у них не было превратного отношения к театру, который ассоциируется со скучным мельканием кукол или с задорными на первый взгляд, но бессмысленными «шуточками». С другой стороны, мы хотим, чтобы дети не испугались.
Дети, которые впервые приходят в театр с родителями, оказываются в совершенно новом для них помещении, обществе. И, к сожалению, так бывает: один раз испугавшись в театре, они потом до 7-8 лет не хотят ходить ни на какие спектакли. Может, они и сами не знают, почему. Испугал их в два года дракон и все. Плохие воспоминания. Не хочу в театр.
У нас такие случаи бывают, что приходят дети – вот в фойе, в буфете все нормально, как только идти в зал – наотрез отказываются, плачут. Мы даже задерживаем спектакль, пытаемся их уговорить. Кого-то уговариваем, кого-то – никак. Родители потом рассказывают нам о прошлом опыте: мы смотрели спектакль, на сцене появилась героиня «лягушка», скорчила рожу, ребенок испугался.
— Поэтому – стоит вести в театр только с 3-х лет, не младше?
— Я всегда прямо отвечаю, когда звонят родители и спрашивают, можно ли полутрогодовалого ребенка привести: «Конечно, решать вам, но я бы не рекомендовал». Мы пишем с 3-х лет, потому что все равно приходят с 2-х. Конечно, мы все про своего ребенка думаем, что он самый продвинутый, самый умный. И я так про своего ребенка думаю. Но даже продвинутый ребенок может испугаться. Свет, например, погас внезапно – и эта тьма зала пугает ребенка.
Если вы обратили внимание, у нас в спектакле нет ни одного полного затемнения. А вначале мы говорим, что свет может быть ярким, а может не очень — и переводим это в игру дальше. Помните, когда у нас пошел дым и чертик вышел – «мама, ты где?» спросил ребенок в зале. Но дальше ничего страшного не было. Потому что мы предупредили. Но мы совсем не отказываемся от того, что в театре могут быть и страшные моменты, могут быть и грустные.
Я думаю, что это все индивидуально. Есть дети, которые мало чего пугаются. Есть дети, которые боятся мужчин с бородой. Все это не стоит привязывать только к театру.
Еще, на опыте спектакля «Крыша ехала домой» я пришел к выводу, что часто дело просто в резкой смене состояния… Если ребенок готов к тому, что может что-то резко поменяться, то мы имеем на это право. А если действие шло медленно-медленно, а потом вдруг резко что-то изменилось – это пугает детей. Взрослый успеет включить «предохранитель» — сработает мысль: «Ну, мы же все-таки в театре». Этого «предохранителя» не было у первых зрителей, которые смотрели на поезд, несущийся на них с экрана. А маленькие дети – это вечные зрители первого фильма братьев Люмьер в каком-то смысле. Да, с ними нужно аккуратно. Но при этом я не считаю, что их нельзя пугать совсем.
Масса тонкостей с совсем маленькими детьми. Нужно об этом задумываться, а значит, чуть-чуть зажимать свои режиссерские амбиции. Чуть-чуть. Но не совсем от них отказываться. Вот как раз, когда ты отказываешься совсем от режиссерских амбиций, выходят те 90 процентов спектаклей для мелких, где все соткано из абсолютно бессмысленных зарисовок-картинок-беготни.
— А ваши режиссерские амбиции работа для детей как-то «ущемляет»?
— Я сознательно с момента начала работы в театре «Куклы» в качестве художественного руководителя не занимаюсь взрослым репертуаром и для постановки взрослых спектаклей приглашаю других режиссеров. Во-первых, мне действительно интересно работать для маленьких детей, это не ущемляет мои амбиции. А во-вторых, я делаю свое дело как раз потому, что хороших режиссеров, работающих для взрослых, гораздо больше, чем хороших режиссеров с интересом работающих для детей! Сознательно работающих для детей! Я себя не причисляю к ним – я просто стараюсь быть таким режиссером.
Да, театр для самых маленьких – это такая история, в которую нужно ввязываться, понимая, что все, что ты будешь делать, не вызовет широкого резонанса. Это мало связано с премиями, фестивалями. К театру для детей, а уж тем более к театру для самых маленьких, относятся примерно так – мол, ну какой же это театр? Соответственно и количество спектаклей для самых маленьких – оно совсем не велико, хороших особенно.
— При этом считается, что с 2-3 лет нужно вести ребенка в театр обязательно. Парадокс?
— Да. Потому что о том, что нужно вести ребенка в театр – думают зрители, а о том, что детский театр — это не престижно, думает театральный мир. Детский театр — это «вторично» и не очень важно. Я считаю, что это не так. И не только я.
— То есть ситуация, которую мы имеем: мало спектаклей для малышей — это проблема только престижа?
— Престиж — это все-таки второстепенно. А вот проблема с материалом — это да. Правильный выбор материала — это большая часть успеха. Что читают совсем маленьким детям? Сказки народные, авторские. Юнну Мориц, Агнию Барто, Михалкова, Маршака, Чуковского… Брать избитый материал — не очень хочется. Спектакль для малышей — это значит ограниченное количество литературного материала.
— Как я понимаю, многие решают проблему материала какими-то собственными сценариями, инсценировками.
— Нас, конечно, учили писать инсценировки в Академии. Но вы же понимаете, что это разные профессии. Потом, «репка» — она же сразу потянет вниз. Захочется сделать ее просто, без изысков, одной левой… Сейчас большая проблема с качественным современным материалом для детей. Я, например, в какой-то момент отчаялся найти что-то для спектакля, когда еще не пришел к стихам Юнны Мориц. Была даже одна пьеса, про которую я подумал, прочитав ее ровно до половины: «Ну, наконец-то!». А потом началась какая-то ерунда, но и за эту половину спасибо автору. Я постоянно читаю детские пьесы. Я постоянно расстраиваюсь. Очень мало хорошего материала.
— Именно поэтому так много «теремков», «колобков» и «репок»?
— Думаю, отчасти да. А с этим материалом, с Юнной Мориц, случилось какое-то озарение. Мы просто беседовали со знакомой, ее маленький сын как раз читал эти стихи, и ему нравилось. И мы поняли – а зачем искать еще какой-то сложный материал, если вот он, все мы его знаем и любим. А соответственно, если это Юнна Мориц, зачем писать музыку на ее стихи заново, если есть великолепная музыка Сергея Никитина (самая известная – это песенка про резинового ежика «с дырочкой в правом боку» - прим.ред, в спектакле звучат другие песни автора).
— На каких критериях вы бы на месте родителей основывались, пытаясь выбрать качественный спектакль для ребенка до 5 лет?
— Сложный вопрос… Я могу посмотреть на афишу, на фотографии. Я могу почитать отзывы. Думаю, что принципиальное отличие вот этих спектаклей, где «театр понарошку», «какой-то там театр» от «театра по-настоящему» — спектакли «понарошку» совсем не интересны родителям. Соответственно, ты смотришь на фото и думаешь — интересно это тебе или не интересно? Не твоему ребенку, а тебе. И если в отзывах есть «понравилось и ребенку, и мне», то, наверное, этот спектакль уже повыше уровнем.
Детям, к счастью или к сожалению, нравится очень многое, потому что вкус у них все-таки нужно воспитывать. Есть стереотип, что они рождаются с готовым ощущением прекрасного в мире. Словом, нужно, наверное, ориентироваться не только на вкус ребенка, но и на свой личный. Но даже если долго не удается найти что-то достойное, детей водить в театр все равно нужно. Искать.
Глупо считать, что каждый спектакль, на который ты придешь, будет гениальным. Но в нем наверняка можно найти и хорошее, и плохое. А дальше твоя задача как родителя: с ребенком поговорить про этот спектакль. И уже рассказать свою родительскую позицию, поделиться своим видением этого спектакля. «А вот знаешь, когда у них ширма падала, мне показалось это не смешным, а глупым…». А когда то-то и то-то произошло — это было хорошо.
Соответственно, если ребенок знает твою позицию — а он еще в этом возрасте прислушивается к ней, то отчасти это станет и его позицией. Это и называется воспитанием вкуса...