Ребенок в однополой семье: опыт Германии
Фото: Дмитрий Паньков
Одиннадцать лет назад Германия стала одной из первых стран, разрешивших однополые браки. Сегодня здесь живёт более 23 тысяч нетрадиционных пар, скрепивших свои отношения официальными узами. Многие из них воспитывают детей. Для немцев это означает равноправие и толерантность.
А для питерских депутатов, принявших в прошлом году нашумевший "закон о геях", такие страны как Германия, Норвегия, Швейцария - это воплощение Содома и Гоморры. Поэтому пока российское общество раздумывает, нужно ли штрафовать лесбиянок за поцелуй на улице, "Летидор" решил выяснить, как живут две нетрадиционные пары в Германии.
"Только моя бабушка ничего не знала"
Джеста родилась в Ленинграде. Её мать русская, а отец – немец. Скоро будет семь лет, как она жената на Софии. Их ребёнку Линде всего год, а мамы думают уже о том, не завести ли второго? Они – обычная берлинская семья, живущая в тихом районе Фридрихсхаген. Когда женщины прогуливаются по местным улицам, держа за руку дочку, никто не задаёт вопросов: "Вы лесбиянки?" или "Чей это ребёнок?" Даже представители консервативного старшего поколения реагируют на их нетрадиционные отношения спокойно.
Джеста и София живут открыто. Они с той же лёгкостью везде рассказывают друг о друге, как иные девушки хвастаются своими новыми бойфрендами. Они ничем не выделяются среди их соседей, продавцов в булочной по соседству и почтальонов, развозящие каждое утро почту. Если речь идёт о правах человека, то разницы никакой нет.
Джеста и София играют с маленькой Линдой
В уютной квартире Джесты и Софии то тут, то там промелькнёт что-то русское. На полках лежит пара книг о Ленинграде, изданных во времена СССР, они достались Джесте от мамы. Рядом пристроились детские виниловые пластинки про Чебурашку.
- Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…, - напевает Джеста и смеётся. Ей очень хочется, чтобы Линда знала песни из её детства.
Она пишет сценарии для театра и кино, работает доцентом в одном британском институте. Её жена София – научный сотрудник в берлинском университете.
- Как ваши родители отнеслись к появлению Линды? – спрашиваю я, глядя на чудесную девочку в розовой кофте с капюшоном.
София берёт красный воздушный шар, валяющийся в углу, и протягивает дочке. Я успеваю прочитать выведенную на нём чёрным фломастером надпись: "Всего хорошего в детском саду! Твои бабушка и дедушка".
Красный шар - очередной подарок от бабушки и дедушки
- Мои родители нас поддерживают, они в восторге от ребёнка, - говорит София. – Они и на нашей свадьбе были.
У Джесты всё иначе. Контакт с русским родственниками она давно потеряла. Для них, рождённых и выросших в СССР, лесбиянство и гомосексуализм – это нечто запретное, неприятное и похожее на болезнь.
- Я часто вспоминаю о своей бабушке, которая очень любила петь русские народные песни, - рассказывает Джеста. - Она всегда повторяла: "Я обязательно спляшу и спою на твоей свадьбе". Но потом она поняла: выходить замуж я не спешу. Бабушка очень переживала из-за этого, считала, что мне не везёт в любви. И мне так хотелось ей сказать: "Наоборот, я очень счастлива! У меня есть София!", но мама запретила мне говорить ей правду. Так она и умерла, ничего не узнав о моей жизни.
Джеста почти не говорит по-русски. Признаётся, что её знание языка осталось на уровне второго класса гимназии. Все её друзья и знакомые – немцы, многие из них заключили однополые браки. Но вот съездить в Россию, на свою родину в Петербург, вместе с Софией и Линдой Джеста очень хочет. Останавливает одно: страх. Кто знает, как город, где принят специфический законопроект "о геях", отреагирует на немецких лесбиянок, гуляющих по Невскому, да ещё и с ребёнком. Того и гляди, арестуют.
- Мои родители нас поддерживают, они в восторге от ребёнка, - говорит София. – Они и на нашей свадьбе были.
У Джесты всё иначе. Контакт с русским родственниками она давно потеряла. Для них, рождённых и выросших в СССР, лесбиянство и гомосексуализм – это нечто запретное, неприятное и похожее на болезнь.
- Я часто вспоминаю о своей бабушке, которая очень любила петь русские народные песни, - рассказывает Джеста. - Она всегда повторяла: "Я обязательно спляшу и спою на твоей свадьбе". Но потом она поняла: выходить замуж я не спешу. Бабушка очень переживала из-за этого, считала, что мне не везёт в любви. И мне так хотелось ей сказать: "Наоборот, я очень счастлива! У меня есть София!", но мама запретила мне говорить ей правду. Так она и умерла, ничего не узнав о моей жизни.
Джеста почти не говорит по-русски. Признаётся, что её знание языка осталось на уровне второго класса гимназии. Все её друзья и знакомые – немцы, многие из них заключили однополые браки. Но вот съездить в Россию, на свою родину в Петербург, вместе с Софией и Линдой Джеста очень хочет. Останавливает одно: страх. Кто знает, как город, где принят специфический законопроект "о геях", отреагирует на немецких лесбиянок, гуляющих по Невскому, да ещё и с ребёнком. Того и гляди, арестуют.
Отцом ребенка стал близкий человек
Несмотря на то, что однополым парам в Германии разрешено официально регистрировать свои отношения, для них остаётся много запретов. Например, они не могут усыновить падчерицу или пасынка. В России ситуация аналогичная. Тогда как же завести ребёнка?
Пока длится моё интервью с Софией и Джестой, Линда играет в углу. Время от времени на никому непонятном языке она исполняет звонким голосом песенки собственного сочинения. Потом замолкает и сосредотачивается на игрушках. Она спокойный и очень весёлый ребёнок, появление которого стоило Софии и Джесте много денег и усилий.
- Сначала мы обратились за помощью в одну берлинскую клинику, там нам помогли получить донорскую сперму из Дании, - рассказывают мамы Линды. – Для гетеросексуальных пар это намного проще: часть услуг оплачивает страховка. Нам по закону это не положено. Пришлось за всё платить самим.
Сперма вскоре была доставлена в Берлин. Всё остальное София и Джеста должны были сделать самостоятельно: приехать домой, взять шприц и ввести её в организм одной их будущих мам. Сделать это в клинике невозможно, потому что запрещено. Там, где официального запрета нет, это не одобряется самими врачами.
Решили, что биологической мамой ребёнка станет Джеста. Она говорит: "Это была моя самая заветная мечта. Одни хотят прыгнуть с банджи-вышки, а я хотела родить ребёнка". Только вот первые попытки не дали никакого результата. Забеременеть не получилось. Тогда София и Джеста купили сперму более хорошего качества – это значит, что в ней было больше подвижных сперматозоидов. Но и это не помогло.
- За девять месяцев мы отдали порядка семи тысяч евро, чтобы наша мечта, наконец, сбылась, - говорит София. – Тогда наступил самый опасный момент: мы больше не считали потраченных денег, мы влезли в долги. Главным для нас было – любой ценой зачать ребёнка.
- Я больше ничего не видела и не слышала, - добавляет Джеста. – Я только думала: "Ещё одна попытка, самая последняя". У меня полностью исчез контроль над ситуацией, я не думала о том, во сколько же нам это всё обходится.
Однако Джеста так и не забеременела. В этой ситуации оставалось ещё несколько вариантов: взять ребёнка под опеку, но тогда не обладать полными правами на него. Можно было развестись и в статусе одиночки усыновить пасынка или падчерицу, а воспитывать неофициально вдвоём. Но это в каком-то роде обман, да и детей на усыновление всё-таки охотнее отдают парам. А среди них нет отбоя от желающих: доходит до нескольких десятков кандидатов на одного ребёнка. И, наконец, третий вариант – найти друга или знакомого, договориться с ним и зачать ребёнка. Но только как же без любви с ним спать? Для одних – это никакая не проблема, для других – катастрофа. Для Джесты и Софии выход, к счастью, нашёлся сам собой.
- Брат моей лучшей подруги и его жена решили нам помочь, - признаётся Джеста. – Они пришли к нам домой, удалились в комнату и вскоре вынесли стаканчик со спермой. Я тут же ввела её шприцом и это сработало! Кстати, через два дня у жены моего друга родился ребёнок. Когда она нам помогала, то была уже на девятом месяце!
Несмотря на то, что однополым парам в Германии разрешено официально регистрировать свои отношения, для них остаётся много запретов. Например, они не могут усыновить падчерицу или пасынка. В России ситуация аналогичная. Тогда как же завести ребёнка?
Пока длится моё интервью с Софией и Джестой, Линда играет в углу. Время от времени на никому непонятном языке она исполняет звонким голосом песенки собственного сочинения. Потом замолкает и сосредотачивается на игрушках. Она спокойный и очень весёлый ребёнок, появление которого стоило Софии и Джесте много денег и усилий.
- Сначала мы обратились за помощью в одну берлинскую клинику, там нам помогли получить донорскую сперму из Дании, - рассказывают мамы Линды. – Для гетеросексуальных пар это намного проще: часть услуг оплачивает страховка. Нам по закону это не положено. Пришлось за всё платить самим.
Сперма вскоре была доставлена в Берлин. Всё остальное София и Джеста должны были сделать самостоятельно: приехать домой, взять шприц и ввести её в организм одной их будущих мам. Сделать это в клинике невозможно, потому что запрещено. Там, где официального запрета нет, это не одобряется самими врачами.
Решили, что биологической мамой ребёнка станет Джеста. Она говорит: "Это была моя самая заветная мечта. Одни хотят прыгнуть с банджи-вышки, а я хотела родить ребёнка". Только вот первые попытки не дали никакого результата. Забеременеть не получилось. Тогда София и Джеста купили сперму более хорошего качества – это значит, что в ней было больше подвижных сперматозоидов. Но и это не помогло.
- За девять месяцев мы отдали порядка семи тысяч евро, чтобы наша мечта, наконец, сбылась, - говорит София. – Тогда наступил самый опасный момент: мы больше не считали потраченных денег, мы влезли в долги. Главным для нас было – любой ценой зачать ребёнка.
- Я больше ничего не видела и не слышала, - добавляет Джеста. – Я только думала: "Ещё одна попытка, самая последняя". У меня полностью исчез контроль над ситуацией, я не думала о том, во сколько же нам это всё обходится.
Однако Джеста так и не забеременела. В этой ситуации оставалось ещё несколько вариантов: взять ребёнка под опеку, но тогда не обладать полными правами на него. Можно было развестись и в статусе одиночки усыновить пасынка или падчерицу, а воспитывать неофициально вдвоём. Но это в каком-то роде обман, да и детей на усыновление всё-таки охотнее отдают парам. А среди них нет отбоя от желающих: доходит до нескольких десятков кандидатов на одного ребёнка. И, наконец, третий вариант – найти друга или знакомого, договориться с ним и зачать ребёнка. Но только как же без любви с ним спать? Для одних – это никакая не проблема, для других – катастрофа. Для Джесты и Софии выход, к счастью, нашёлся сам собой.
- Брат моей лучшей подруги и его жена решили нам помочь, - признаётся Джеста. – Они пришли к нам домой, удалились в комнату и вскоре вынесли стаканчик со спермой. Я тут же ввела её шприцом и это сработало! Кстати, через два дня у жены моего друга родился ребёнок. Когда она нам помогала, то была уже на девятом месяце!
Мама Джеста мечтала стать в детстве космонавтом или революционером. Свой запал она хочет передать дочери.
Линда вмешивается в наш разговор. Ей скучно. Она требует внимания. Заметя это, обе мамы бросаются к ней. "Зайчик" и "кнопочка" - этими ласковыми русскими словами называет свою дочку Джеста. Говорят, что дети в однополых семьях гораздо счастливее, чем в гетеросексуальных. Глядя на двух женщин, ползающих на коленях перед Линдой, целующих и обнимающих её, мне в это легко верится. Ведь они её так желали! Столько выстрадали и выплакали, чтобы она появилась на свет.
Отец Линды признал ребёнка, но отказался от прав на него, и София смогла его усыновить.
- Но она ведь будет называть его папой? Вы же расскажете ей правду? - спрашиваю я.
- Нет, мы хотим отказаться от слова "папа". Мы, конечно, расскажем, кто её биологический отец, но не более.
О том, как будут относиться к Линде её сверстники в школе, Джеста и София пока не думают. В конце концов, люди всегда найдут повод не любить человека и смеяться над ним: за то, что он толстый, заикается, потому, что его лицо усыпано прыщами или за то, что у него две мамы…
- Нет! Над ней никто не будет смеяться! – уверенно говорит Джеста, которая в детстве хотела стать космонавтом или революционером. – Мы с Софией не серые мышки и не допустим, чтобы Линда была одной из них. Я обязательно научу её самому главному – не поддаваться ни на чьи провокации, уважать себя и свои права.
"Наши родители нас не поддержали"
Жить в однополом браке в Берлине довольно просто: ни тебе каждодневной дискриминации, ни косых взглядов, ни нападок правых экстремистов. Здесь ведь даже мэр города Клаус Воверайт открыто признался, что он гей!
- Когда мы переезжали из столицы в деревню, то очень боялись, - признаются Вера и Катарина. – Думали каждый день: как же нас там местные жители встретят?
Вера, Катарина и Ангелина на кухне собственного дома
Уже три года они живут в собственном доме в местечке Грайфенберг в ста километрах от Берлина. Здесь нет ни одного бара, кинотеатра, даже аптеки не имеется. Улицы, как правило, тихие и безлюдные, дома серые и обшарпанные. В общем, типичная восточно-европейская деревушка…
Трёхлетняя Ангелина обычно встречает гостей на пороге. Потом из соседних комнат выбегают собаки: одна белая, другая – чёрная. Пока Вера с Катариной толкутся на кухне и заваривают чай, Ангелина и два пуделя меня внимательно изучают. Я сажусь на стул. Через пару минут на мои колени уже уселась Ангелина, чёрная собака Лили положила голову мне на ноги. "Не очень удобное положение, чтобы проводить интервью", - улыбаюсь я мысленно ситуации. Ни девочка, ни собака уходить не собираются. Оказалось, что у них в судьбе есть один общий пункт: Ангелину взяли под опеку из детского дома, а Лили "усыновили" в Испании, где отловленную на улице собаку "приговорили" к смерти.
- Как же вас отучить, чтобы вы к незнакомцам так не клеились? – весело говорит Катарина, глядя на Ангелину и Лили. – Ничему вас жизнь не учит.
Вера и Катарина вместе уже четырнадцать лет. Когда им захотелось завести ребёнка, то решили пойти по традиционному пути: обратились за помощью к знакомому. Но ничего не вышло. Забеременеть не получилось.
- Мы официально не женаты, поэтому могли попробовать усыновить ребёнка, - говорит Катарина. – Только делать это можно до сорока лет, а нам уже больше. Поэтому вариант отпал сам собой.
Оказалось, что усыновить ребенка из-за возраста уже невозможно.
Тогда они взяли Ангелину под опеку. В этом случае приходится постоянно отчитываться о её воспитании перед социальной службой, но, с другой стороны, государство помогает семье деньгами. И сумма поддержки очень неплохая. Кроме того, когда Ангелине исполнится восемнадцать, мамы девочки смогут её усыновить.
- Нет, наши родители нас не поддержали, - с ноткой обиды в голосе говорят Вера и Катарина. – Они знают о ребёнке, но в качестве бабушек и дедушек себя не предлагают. Мы ожидали от них большего.
- А как всё-таки к вам относятся местные жителей? Они ведь наверняка очень консервативны во взглядах? – спрашиваю я.
- Мы не афишируем наши отношения. Но, думаю, что они догадываются, - говорит Вера. – Недавно ко мне подошёл наш сосед и сказал, что в очередной серии "Запретной любви", это сериал такой, показали двух гомосексуалов, взявших ребёнка под опеку. Потом он внимательно так на меня посмотрел и добавил: "Хорошо, что ты и твоя подруга то же самое сделали".
Женщины уверены: даже в толерантной Германии об однополых семьях знать ничего не знают. И вина тому – нехватка информации. Об этом мало пишут в газетах, недостаточно говорят по радио и телевизору.
- О нас и наших правах люди ничего не знают! Хотя, если честно, нам стыдно жаловаться. В ряде стран из-за нашей сексуальной ориентации нас бы уже давно посадили в тюрьму, - добавляет Катарина. - В Германии всё относительно благополучно.
Пара решила пока отказаться от официального брака.
Ангелина краем уха слушает разговор и жуёт кекс. Она протягивает его Катарине и шепчет: "мама". Потом смотрит на Веру и снова говорит: "мама".
- Сначала мы хотели, чтобы она одну из нас называла "мама", а другую "мамочка" или "мамуля", а то ведь так не понятно, к кому она обращается, - говорит Катарина, держа Ангелину на руках, и ласково гладя её по голове. – Но потом решили: к чему эта путаница? Лучше мы обе будем "мамами".
- Почему вы не женаты? – задаю я деликатный вопрос.-
Зачем? Этот брак на деле ничего не даёт. Мы будем также, как и одинокие люди, платить налоги. Хотя гетеросексуальные семейные пары платят меньше, - объясняет Вера. – Нам запрещено усыновлять детей! По-моему, это дискриминация.
- Основная правящая в нашей стране партия – это Христианско-демократический союз, - добавляет Катарина. – Она не защищает однополые браки. У неё иной приоритет – традиционная семья. Мы поженимся только тогда, когда законы в нашей стране изменятся. А произойдёт это очень скоро, ведь таких, как мы, уже очень много…
Две мамы с дочкой на прогулке во дворе дома
Ангелина чмокает меня на прощание в щёку. Катарина и Вера ещё раз просят прощения за то, что причитали о своих "проблемах", когда в стране, из которой я родом, с правами гомосексуалов всё обстоит гораздо хуже. "Скоро и у вас всё наладится", - успокаивающе говорят они.
- Да! – тихо, но уверенно подтверждает Ангелина. И мы все смеёмся.
Линда вмешивается в наш разговор. Ей скучно. Она требует внимания. Заметя это, обе мамы бросаются к ней. "Зайчик" и "кнопочка" - этими ласковыми русскими словами называет свою дочку Джеста. Говорят, что дети в однополых семьях гораздо счастливее, чем в гетеросексуальных. Глядя на двух женщин, ползающих на коленях перед Линдой, целующих и обнимающих её, мне в это легко верится. Ведь они её так желали! Столько выстрадали и выплакали, чтобы она появилась на свет.
Отец Линды признал ребёнка, но отказался от прав на него, и София смогла его усыновить.
- Но она ведь будет называть его папой? Вы же расскажете ей правду? - спрашиваю я.
- Нет, мы хотим отказаться от слова "папа". Мы, конечно, расскажем, кто её биологический отец, но не более.
О том, как будут относиться к Линде её сверстники в школе, Джеста и София пока не думают. В конце концов, люди всегда найдут повод не любить человека и смеяться над ним: за то, что он толстый, заикается, потому, что его лицо усыпано прыщами или за то, что у него две мамы…
- Нет! Над ней никто не будет смеяться! – уверенно говорит Джеста, которая в детстве хотела стать космонавтом или революционером. – Мы с Софией не серые мышки и не допустим, чтобы Линда была одной из них. Я обязательно научу её самому главному – не поддаваться ни на чьи провокации, уважать себя и свои права.
"Наши родители нас не поддержали"
Жить в однополом браке в Берлине довольно просто: ни тебе каждодневной дискриминации, ни косых взглядов, ни нападок правых экстремистов. Здесь ведь даже мэр города Клаус Воверайт открыто признался, что он гей!
- Когда мы переезжали из столицы в деревню, то очень боялись, - признаются Вера и Катарина. – Думали каждый день: как же нас там местные жители встретят?
Вера, Катарина и Ангелина на кухне собственного дома
Уже три года они живут в собственном доме в местечке Грайфенберг в ста километрах от Берлина. Здесь нет ни одного бара, кинотеатра, даже аптеки не имеется. Улицы, как правило, тихие и безлюдные, дома серые и обшарпанные. В общем, типичная восточно-европейская деревушка…
Трёхлетняя Ангелина обычно встречает гостей на пороге. Потом из соседних комнат выбегают собаки: одна белая, другая – чёрная. Пока Вера с Катариной толкутся на кухне и заваривают чай, Ангелина и два пуделя меня внимательно изучают. Я сажусь на стул. Через пару минут на мои колени уже уселась Ангелина, чёрная собака Лили положила голову мне на ноги. "Не очень удобное положение, чтобы проводить интервью", - улыбаюсь я мысленно ситуации. Ни девочка, ни собака уходить не собираются. Оказалось, что у них в судьбе есть один общий пункт: Ангелину взяли под опеку из детского дома, а Лили "усыновили" в Испании, где отловленную на улице собаку "приговорили" к смерти.
- Как же вас отучить, чтобы вы к незнакомцам так не клеились? – весело говорит Катарина, глядя на Ангелину и Лили. – Ничему вас жизнь не учит.
Вера и Катарина вместе уже четырнадцать лет. Когда им захотелось завести ребёнка, то решили пойти по традиционному пути: обратились за помощью к знакомому. Но ничего не вышло. Забеременеть не получилось.
- Мы официально не женаты, поэтому могли попробовать усыновить ребёнка, - говорит Катарина. – Только делать это можно до сорока лет, а нам уже больше. Поэтому вариант отпал сам собой.
Оказалось, что усыновить ребенка из-за возраста уже невозможно.
Тогда они взяли Ангелину под опеку. В этом случае приходится постоянно отчитываться о её воспитании перед социальной службой, но, с другой стороны, государство помогает семье деньгами. И сумма поддержки очень неплохая. Кроме того, когда Ангелине исполнится восемнадцать, мамы девочки смогут её усыновить.
- Нет, наши родители нас не поддержали, - с ноткой обиды в голосе говорят Вера и Катарина. – Они знают о ребёнке, но в качестве бабушек и дедушек себя не предлагают. Мы ожидали от них большего.
- А как всё-таки к вам относятся местные жителей? Они ведь наверняка очень консервативны во взглядах? – спрашиваю я.
- Мы не афишируем наши отношения. Но, думаю, что они догадываются, - говорит Вера. – Недавно ко мне подошёл наш сосед и сказал, что в очередной серии "Запретной любви", это сериал такой, показали двух гомосексуалов, взявших ребёнка под опеку. Потом он внимательно так на меня посмотрел и добавил: "Хорошо, что ты и твоя подруга то же самое сделали".
Женщины уверены: даже в толерантной Германии об однополых семьях знать ничего не знают. И вина тому – нехватка информации. Об этом мало пишут в газетах, недостаточно говорят по радио и телевизору.
- О нас и наших правах люди ничего не знают! Хотя, если честно, нам стыдно жаловаться. В ряде стран из-за нашей сексуальной ориентации нас бы уже давно посадили в тюрьму, - добавляет Катарина. - В Германии всё относительно благополучно.
Пара решила пока отказаться от официального брака.
Ангелина краем уха слушает разговор и жуёт кекс. Она протягивает его Катарине и шепчет: "мама". Потом смотрит на Веру и снова говорит: "мама".
- Сначала мы хотели, чтобы она одну из нас называла "мама", а другую "мамочка" или "мамуля", а то ведь так не понятно, к кому она обращается, - говорит Катарина, держа Ангелину на руках, и ласково гладя её по голове. – Но потом решили: к чему эта путаница? Лучше мы обе будем "мамами".
- Почему вы не женаты? – задаю я деликатный вопрос.-
Зачем? Этот брак на деле ничего не даёт. Мы будем также, как и одинокие люди, платить налоги. Хотя гетеросексуальные семейные пары платят меньше, - объясняет Вера. – Нам запрещено усыновлять детей! По-моему, это дискриминация.
- Основная правящая в нашей стране партия – это Христианско-демократический союз, - добавляет Катарина. – Она не защищает однополые браки. У неё иной приоритет – традиционная семья. Мы поженимся только тогда, когда законы в нашей стране изменятся. А произойдёт это очень скоро, ведь таких, как мы, уже очень много…
Две мамы с дочкой на прогулке во дворе дома
Ангелина чмокает меня на прощание в щёку. Катарина и Вера ещё раз просят прощения за то, что причитали о своих "проблемах", когда в стране, из которой я родом, с правами гомосексуалов всё обстоит гораздо хуже. "Скоро и у вас всё наладится", - успокаивающе говорят они.
- Да! – тихо, но уверенно подтверждает Ангелина. И мы все смеёмся.